Чтобы понять его, одни исследователи задают респондентам дополнительные вопросы об их отношении к гипотетическому решению Путина о выводе войск или направлению бюджетных средств на военные нужды. Все независимые опросы показывают, что убежденные сторонники и противники войны составляют меньшинство населения. Большинство же находится где-то посередине.
Другие проводят качественные исследования: в них респондентов гораздо меньше, зато опрос не сводится к ответам на набор стандартных вопросов. Такие глубинные интервью позволяют делать гипотезы о мотивации людей, о том, что на самом деле у них «в головах». Наше прошлое исследование объясняет, как россияне оправдывают для себя войну и примиряются с ней, даже будучи изначально против нее: война это что-то вроде плохой погоды — не нравится, но глупо жаловаться. Так они восстанавливают разрушенную картину мира.
Но и здесь обнаружилась проблема. Все же люди порой обсуждают острые темы друг с другом совсем не так, как рассказывают социологам-незнакомцам. Возникает элемент публичности, и информанты порой обращаются к штампам.
Чтобы этого избежать и получить ничем не искаженные данные об отношении россиян к войне и о том, как она влияет на повседневность людей, PS Lab провела еще одно исследование.
Под прикрытием
Члены ее команды отправились в Свердловскую область, Бурятию и Краснодарский край, и в каждом регионе провели месяц «под прикрытием». У всех трех исследовательниц была общая легенда: они приехали изучать повседневную жизнь в регионах и изменения в ней за последние несколько лет. «Такая легенда позволяла нам не произносить слово „война“ (или „спецоперация“) при первом знакомстве с информантами, но одновременно не скрывать подлинные цели исследования — ведь война является важным событием, которое не может не влиять на жизнь людей в последние несколько лет», — объясняет PS Lab. У всех был общий гайд для наблюдения, каждая вела этнографический дневник.
Такой метод может удивить, признает PS Lab: «Как это: ученые просто живут с теми, кого они изучают, общаются с ними, смотрят по сторонам, ведут дневники — и это называется „научное исследование“?» Но социологи и антропологи часто используют его. Исследователи PS Lab взяли 75 глубинных интервью, наблюдали за публичными пространствами и тем, как в них отражается война. Они посещали мероприятия патриотической и военной тематики, вступали в разговоры с водителями, продавцами, барменами, мастерицами по маникюру, ненароком спрашивая их, как на городской жизни отражается «специальная военная операция». Все это они фиксировали в этнографических дневниках.
Мы расскажем о результатах анализа данных, собранных во время одной из трех поездок — в город Черемушкин Свердловской области. Название, как и все имена, изменено, но это реальный город и реальные люди. Для успешной этнографической работы важно суметь правильно «войти в поле», сделать так, чтобы изучаемое сообщество не считало исследователя чужаком. В этом часто помогают так называемые «гейткиперы» — люди, хорошо знакомые и с исследователем, и с сообществом.
В Черемушкине таким гейткипером стала Тоня, с которой наша исследовательница была знакома до начала исследования. Тоня — молодая предпринимательница, она родом из Черемушкина. Ей принадлежат кафе «Улыбка», куда заходят пообедать, отпраздновать день рожденья или просто поболтать самые разные черемушкинцы — от сотрудников администрации до домохозяек— и салон красоты «Стиль». Рабочих мест в городе не слишком много, так что у обоих бизнесов Тони важная социальная функция, а она — образцовый член местного общества с высоким социальным статусом и обширными связями. Одновременно Тоня — человек со «столичным» бэкграундом, она училась в Москве. Тоня не скрывает своих оппозиционных и антивоенных взгляды, но никому их не навязывает.
Тоня была посвящена в замысел исследования. Благодаря ее инициативе и положению в местном обществе исследовательница получила доступ в круг повседневного дружеского общения горожан. Люди чувствовали себя комфортно с чужим человеком, поскольку полностью доверяли Тоне. В разных компаниях темы, связанные с войной, изредка проскальзывали сами, но чаще Тоня аккуратно направляла беседу в «нужное» русло.
Где-то на Урале
Черемушкин — типичный депрессивный городок. В нем живет около 10 тыс. человек, градообразующее предприятие закрылось еще в 1990-х, значительная часть жителей — бюджетники со скромными зарплатами. Хорошие (по местным меркам) деньги платило деревообрабатывающее предприятие — «пилорама». Но после начала войны и введения санкций дела там пошли на спад, так как продукция в основном шла на экспорт.
Не очень далеко от Черемушкина расположены несколько исправительных колоний. Некоторые жители города работают в них, либо знают сотрудников и заключенных. Они в курсе происходящего в тюрьмах, включая вербовку на войну.
Сами черемушкинцы считают свой город бедным по меркам региона. По данным Росстата, среднедушевой доход в Свердловской области в 2023 г. составил 53,3 тыс. рублей (среднероссийский — 51,3 тыс.). Реальные (с поправкой на инфляцию) доходы выросли на 6,5%, что выше среднероссийских 5,6%. Но Черемушкин это военное благополучие обошло стороной. Во многих домах нет централизованного водоснабжения и газа. Проведение водопровода обходится жителям примерно в 100 тыс. рублей — для многих это слишком большая сумма.
Несмотря на небольшой размер, город нельзя назвать изолированным — через него довольно часто проезжают путешествующие по Уралу туристы.
Было да сплыло
Если представить себе человека, заснувшего в Черемушкине вечером 23 февраля 2022 года и проснувшегося осенью 2023-го, догадаться об идущей более полутора лет войне ему будет непросто. Обойдя город вдоль и поперек, за несколько недель наша исследовательница лишь несколько раз встретила символику, напоминающую о военном конфликте: две-три машины с наклейками «Z» и патриотическими лозунгами, пара выцветших флагов на фасаде городской гостиницы — один с «Z», другой в цветах георгиевской ленты, — утопленных в стене здания так, что их почти не видно. В городе нет рекламы службы по контракту и какой-либо символики на дверях госучреждений.
По словам Тони, видимые признаки войны практически исчезли в Черемушкине за последний год: люди поснимали наклейки с автомобилей, прежде заметные проводы на фронт, похороны и отпевания мобилизованных перестали привлекать стороннюю публику, горожане стали реже обсуждать войну.
Тонино кафе «Улыбка», куда наша исследовательница приходила ежедневно пообедать, поработать или встретиться с информантами, — возможно, главное общественное пространство Черемушкина. Она старалась прислушиваться к тому, что обсуждают за соседними столиками, но разговор на тему войны услышала лишь однажды. Собрались около десяти нарядно одетых людей 50–55 лет (это оказалась встреча одноклассников).
Музыка становится тише, и у меня получается разобрать слова тоста, произнесенного одной из женщин: «А давайте за победу!» Собравшиеся поддерживают: «За победу!» Как только утихает звон бокалов, другой женский голос произносит: «А когда уже победа-то наша будет?» Вопрос был обращен к мужчине (позже выяснилось, что он сотрудник ФСБ на пенсии). Мне удается уловить только отдельные слова его ответа: «поляки», «фашисты», «НАТО». «А, то есть это надолго», — понимает собеседница <…> Спустя минут 10 после «победного» тоста разговор переключается на бытовые темы и обсуждение политики и войны больше не возобновляется.
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Показательно, что тема войны была легко подхвачена, не вызвав напряжения присутствующих, и так же легко отпущена, растворившись в бытовой болтовне.
После начала войны, а затем мобилизации в Черемушкине проводились официальные «патриотические» и «волонтерские» мероприятия, направленные на героизацию «СВО» и помощь фронту: торжественные проводы мобилизованных, публичные похороны погибших на войне горожан, коллективное плетение маскировочных сетей и др. По свидетельствам информантов, все это сошло на нет.
От одной из собеседниц — Любови Васильевны, пенсионерки и активной участницы городских мероприятий, — наша исследовательница узнала, что в начале войны деньги на нужды фронта в добровольно-принудительном порядке собирало управление культуры и молодежной политики при администрации: «Нам „культура“ сказала… сдайте сколько можете». Она говорила об этой инициативе без энтузиазма и как о чем-то, переставшем быть актуальным.
Молебен и концерт
На фоне общего снижения интереса к войне среди горожан ярко выделяется настоятель местной церкви о. Константин. Недавно он ездил на фронт, где отпевал и благословлял солдат. В Черемушкине о. Константин регулярно организовывает так называемые молебны по воинам. Вопреки ожиданиям исследовательницы, которая предполагала, что для оправдания войны священник будет подбирать богословскую аргументацию, в интервью с ней он говорил светским языком, с телевизионными штампами — например, всерьез обсуждал угрозу со стороны «иноагентов» и «предателей родины».
На исследовательницу священник произвел впечатление убежденного, идейного сторонника войны. Ей удалось попасть на два молебна, организованных о. Константином. На первом собралось не более 15 человек. После окончания службы священник рассказал собравшимся, как провел месяц на фронте. На втором молебне людей было в два раза больше: к регулярной пастве прибавились женщины, которые, по словам Дарьи, педагога и активной прихожанки церкви, приходятся родственницами воюющим. Часовой молебен завершился проповедью о. Константина, где он рекомендовал «не расслабляться», «объединяться не только на фронте, но и здесь, в церкви» и «молиться как можно больше, чтобы наши близкие вернулись живыми и здоровыми», ведь победа в «священной специальной военной операции» «за нами». Судя по всему, все это привлекает узкий круг одних и тех же людей.
С первого же дня наша исследовательница следила за городскими объявлениями и изучала информационные стенды и афиши, рассчитывая обнаружить в Черемушкине плоды массивной институциональной поддержки войны. Первой находкой стал анонс пропагандистского фильма «Свидетель» в кинотеатре при ДК.
Я выхожу из «Улыбки» и направляюсь в расположенное неподалеку здание ДК. Холл абсолютно пуст. Обращаюсь к скучающей кассирше и выясняю, что пришла первой — ни одного билета на фильм еще не продано. Пристроилась на скамейке напротив входа, чтобы не пропустить возможных посетителей, но в следующие 15 минут в ДК не вошел ни один человек. Уточняю у кассирши, часто ли такое бывает. По ее словам, «не часто, но случается».
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Еще круче вышло с организованным ДК вечером кино в шатре на площади. Наша исследовательница решила посетить его, поскольку в программе значился «патриотический» фильм. Однако, придя на площадь, не обнаружила не только шатра, но и вообще каких-либо признаков общественной жизни.
Наибольшие ожидания исследовательницы были связаны с концертом «СВОих не бросаем» — «открытием творческого сезона» в ДК. Афиша появилась за пару недель. В холле ДК прямо напротив входа натянута заготовка для маскировочной сети, женщина в «фольклорном» костюме пытается разобраться, как ее плести. Рядом стенд с фотографиями людей в военной форме с подписью «Защитники отечества». Большинство фотографий — отчеты о патриотических акциях: школьники пишут письма солдатам, женщины плетут сети и шьют носки, мужчины в камуфляже загружают коробки с гумпомощью в машины.
Сам концерт ничем не отличался от любого такого мероприятия в провинциальном ДК. Если не знать заранее, то ни за что не догадаться, что это был «благотворительный концерт в поддержку участников специальной военной операции». Открывался он песней «С днем рождения!», в которой, правда, было слово «победа», а все следующие номера оказались типичными для российских домов культуры. Лишь под конец программы ведущая упомянула, собранные средства будут направлены в поддержку наших земляков, принимающих участие в «специальной военной операции», а начальник управления культуры, туризма и молодежной политики пожелала коллективам не только творческих успехов и здоровья, но и мирного неба над головой.
Ощущение вымывания войны из повседневной жизни емко резюмировала местная жительница: «Если бы не периодические новости о смертях и не похороны, о войне можно было бы забыть совсем».
И эта формулировка указывает на то, что полного забвения все-таки не происходит.
Смерть, деньги, семья
В процентном отношении на фронт отправилось не так много черемушкинцев: по подсчетам Тониных знакомых, около 20 заключенных забрали из ближайшей колонии, около 60 жителей города мобилизовали, еще около 20 пошли добровольцами. Однако каждый горожанин если не напрямую, то через одно рукопожатие оказался знаком с людьми, которые вернулись с войны, погибли или находятся на фронте. Поэтому любое известие о смерти, отправке на фронт или возвращении с войны становится общественным событием.
Трагедией для города стала смерть мобилизованного юного школьного учителя, который вернулся в гробу через семь дней после отправки из Черемушкина, не успев доехать до фронта. Его, по словам нескольких информантов, за человеческие качества и любовь к детям «обожали все», люди на похоронах рыдали от жалости и чувства несправедливости. Черемушкинцы особенно заводятся, когда речь заходит о том, что на войну отправляют молодых.
«Они только с армии пришли!» — восклицает мастерица по маникюру Алена. Ей вторит ее коллега Люда: «Детей воевать отправляют!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Подобные обсуждения провоцируют критику военного конфликта, при этом вина за его начало ложится на абстрактных «сильных мира сего». «Эти пидарасы землю делят, блять! А наши пацаны просто гибнут, блять, за то, что они не могут поделить эту землю!» — емко резюмирует Люда. Эта критика, однако, не трансформируется в критику правительства, а вопрос об ответственности каких-то конкретных лиц не ставится вовсе.
Мощной антитезой войне выступают семейные ценности, в сопоставлении с которыми военные действия могут безусловно осуждаться.
Пенсионерка Любовь Васильевна, много лет проработавшая в Доме культуры, вспоминая о гибели еще одного юноши, тело которого не вернулось в Черемушкин («Хороший мальчик был, на аккордеоне играл… Даже хоронить-то нечего было! Ботинок-берц и в берце нога!»), тут же переключается на более общий, значимый для нее семейный контекст: «Один сын у матери, она его вырастила одна, без мужа <…> И один сын, и годы уже… Хоть бы ребеночка оставил. Девочки, война — это очень страшно!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Женщины переживают войну как угрозу семье, в том числе и на украинской стороне. «Где теперь — вот столько уже убито — где девчонкам-то украинским женихов-то брать?» — восклицает Любовь Васильевна. Она на протяжении беседы с Тоней и нашей исследовательницей неоднократно говорила о «притеснении русских людей в Крыму и на Донбассе» и даже пришла к неутешительному для себя самой выводу: чтобы скорее завершить войну, необходимо взять Киев. И все же целостность семьи для нее — настолько значимый вопрос, что при обсуждении этой темы даже разногласия с «вражеской страной» временно теряют для нее значение и пропагандистский нарратив уходит на второй план.
Еще одной важной, имеющей прямое отношение к войне темой оказываются деньги. Жителей небогатого Черемушкина они волнуют не меньше, чем смерть и семья. Вопросы заработка и трат в маленьком Черемушкине отнюдь не приватны. Если человек приобретает машину, делает ремонт или получает высокую зарплату, об этом знают все. Война создала в Черемушкине немало подобных «экономических новостей».
Люди активно обсуждают военные заработки: зарплаты, «гробовые» и социальные выплаты. В гостях у Тони ее одноклассники вспоминали общих знакомых, которые ушли на войну: «Михайлов говорит: „У меня 180 тысяч зарплата, я кайфую“». А друг Тони Коля, который в юности несколько лет провел в тюрьме, рассказал историю обогащения знакомой: девушка вступила с заключенным в брак по переписке, пока тот еще был на зоне, откуда вскоре его завербовали в ЧВК «Вагнер». «Три месяца он провоевал, его ебнули. А сам он детдомовский, на нее все переписал сразу же. Она получила семь миллионов. На свиданку на три дня съездила!» — со смехом заключил Коля.
Помимо заработка, черемушкинцы обсуждают покупки за военные деньги: машины или, например, золотые украшения, которые, по словам одной из гостей «женской» посиделки, «берут только те, кто с СВО деньги получает».
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Только деньги заставили жителей Черемушкина вспомнить об украинском происхождении некоторых горожан. На «женской» посиделке присутствующие стали обсуждать местную жительницу, которая переехала в Черемушкин из Донбасса после 2014 года. Мастерицам по маникюру Алене и Марине кажется, что такие люди с украинским паспортом пользуются значительными льготами: «Ипотеки-хуеки, у нее все есть теперь. Им-то — нате, пожалуйста. А нам — шиш».
Девушек интересовал исключительно экономический аспект, а не политический или этнический. За все время пребывания в Черемушкине исследовательница ни разу не слышала, чтобы кто-то с пренебрежением или подозрением отзывался о местных жителях с украинскими корнями. Лишь «близкий к телу» денежный вопрос заставил собеседниц выделить знакомых украинцев в отдельную группу. Схожим образом в «мужской» компании припомнили тему Украины, когда обсуждали дороговизну подведения газа в Черемушкине.
«Подвести-то подведут, а чтобы домой-то залетело — две сотки», — возмущался Артем. «Хотя вон уже давно — парни, блять, сейчас кто на войне, там они говорят: „Трубы, блять, на Украине кругом трубы кинуты!“» — развил мысль Витя. «И в деревне», — добавил Артем, и Витя согласился: «Да, а в деревнях, блять, га-а-аз, блять! На Украине!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Именно неожиданная разница в базовых бытовых условиях вызвала у юношей возмущение.
Деньги присутствуют в качестве важного мотива и в обсуждении связанных с войной семейно-этических коллизий. Один из таких случаев — поведение вдовы погибшего учителя.
На «гробовые деньги» она купила дорогой автомобиль, а через месяц после смерти мужа «весело» (по свидетельствам горожан) танцевала на дискотеке. Случай вдовы «рассмотрела» заглянувшая в гости к Тоне медсестра Жанна. Она рассказала, что вдову считают «развратницей» и «гуленой», но ее вердикт отличался от общественного: «А что ей еще остается делать? У нее продолжается жизнь!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Аналогичный случай обсуждался на «женской» посиделке у одной из сотрудниц салона красоты. Мастерица по маникюру Алена рассказывала об известном в городе персонаже: «У нас просто есть дэвушки такие а-ля Петрова. Она на эти деньги, которые пришли от мужа, купила тачку. И в этой же тачке с любовником шоркается. И это все знают! Он приезжает с войны, и она как зайка-попрыгайка, туда-сюда. И все, муж уехал, она снова поскакала, блять».
«Это все хуйня — человека нет»
Деньги не случайно оказываются триггером моральных дилемм: они противопоставляются ценностям семьи.
Жанна объясняет, почему ее знакомый не хочет возвращаться на фронт: «Жена дома, детей надо уже заводить. Не факт, что он потом вернется». Жанне было важно подчеркнуть эту позицию: «Я считаю, что никаких денег жизнь не стоит… Даже если он умрет, дадут этих выплат, то это все хуйня — человека нет!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Участницы «женской» посиделки во время обсуждения войны и денег пришли к похожему выводу: «Оно того не стоит».
Женщины солидаризируются друг с другом, споря с предполагаемой «мужской» логикой, что война — это легкий заработок. Алена: «Вы идете из-за денег? Да нахуй они нужны вам такие?» Люда согласилась: «Они идут тупо из-за денег. У меня ребенок сказал: я пойду на СВО. Я говорю: да я, сука, не встану, блять, я костьми лягу, но ты хуй куда пойдешь». Алена продолжила, пародируя «мужика»: «„Я лучше там заработаю. Я заработаю там 200 тысяч, чем буду здесь пахать на пилораме“. Да ты лучше паши на пилораме!». Алена: «Я сама заработаю эти 200 тысяч и буду знать, что у меня все есть и семья у меня здоровая. И сама себе куплю эти сережки, и мужик рядом со мной будет. Я своего мужика никогда бы не отправила бы на верную смерть!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Помимо приобретений, черемушкинцы обсуждают связанные с войной затраты, которые ложатся на плечи солдат и их семей, — на бронежилеты, снаряжение.
Медсестра Жанна, отвечая на вопрос Тони о том, почему муж ее приятельницы отказался ехать на войну, несмотря на возможность заработать, сообщила, что это невыгодно: «Они всё полностью за свой счет покупают — запчасти, обувь». Во время «женской» посиделки Люда, сотрудница салона красоты, почти кричала: «У меня знакомая, когда у нее сын попал в СВО, она 100 тысяч брала кредиту, чтобы ребенка полностью снарядить!» Алена, вторила: «У нас 180 брали, 180! Для того чтобы все купить!»
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Говорящие чувствовали в этом несправедливость, и это чувство иногда трансформировалось в критические высказывания в адрес власти. На намеренно наивный вопрос исследовательницы, почему обычные люди должны платить за войну, обращенный к Алене и Люде, одна из них отреагировала: «Ты у меня спрашиваешь? Ты спроси у правительства!».
Чаще всего люди начинают критиковать войну, делясь «инсайдерской» информацией от знакомых на фронте, которая не совпадает с официальным образом «СВО».
Тридцатилетний сотрудник автосервиса Витя пылко объяснял: «Что по телевизору говорят — это все хуета! Парни все, которые сейчас там воюют, они говорят, что не надо верить никому. То, что наше Министерство обороны докладывает, что у нас минимальные потери, — это все залупа. Народу каждый день гибнет с их и с нашей стороны очень много».
(Этнографический дневник, август 2023 г.)
Так что в городе знают об огромных потерях с обеих сторон.
Параллельный Черемушкин
Люди в Черемушкине явно устали от темы «войны». Среди большинства жителей «политика» — нечастая тема разговоров. Наша исследовательница обнаружила у своих собеседников целый арсенал фраз для блокировки обсуждений «острых» тем: «давайте закроем тему на счет этой политики, мне хватает в телевизоре», «все, давайте только не о войне», «мы простые люди, мы мало что понимаем в политике» и т. д.
И все же жители Черемушкина проявляют эмоции в отношении войны, жалуются на нее. В целом, все готовы подписаться под тем, что война — это «плохо» и «страшно». Но при широком диапазоне эмоций в отношении войны, об ущербе и страданиях, которые она несет Украине и ее жителям, говорят только убежденные противники «спецоперации». Для большинства россиян, оправдывающих войну и одновременно недовольных самыми разными ее аспектами, критика войны как преступления перед украинцами не релевантна. Наоборот, такая критика заставляет их оправдывать действия России в стремлении избежать дилеммы соучастия.
